«Вся социальная мерзость, которая вплоть до XIX века скапливалась на стороне капитала,
в XX – XXI столетии воспроизвелась на стороне труда»
А. Коряковцев, С. Вискунов «Марксизм и полифония разумов»
«Что делать, что делать? Муравью **й приделать!»
Заводской фольклор
Два важнейших события заставляют вновь обратиться к роли промышленного пролетариата в политической жизни. Первое – противодействие «протаскиванию» пенсионной реформы в России, второе – движение «жёлтых жилетов» во Франции. Оба они являются реакцией на неолиберальную практику, но в силу ряда факторов, по форме, средствам и результатам существенно различны.
Против закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты по вопросам назначения и выплаты пенсий» поднялось небывалое, пожалуй с «рельсовой войны» 1998 года, протестное движение. Во всяком случае, в отдельных городах по численности митинги превзошли стихийные выступления против монетизации льгот, которые вспыхивали в 2005 году. Причём, значительная часть протестующих оказались людьми, которых в силу преклонного возраста, реформа не коснётся никак. Это показатель того, что власть перешла рубеж, за которым прежняя абсолютная лояльность общества, лояльность «по умолчанию» перестаёт существовать. Условный россиянин мог простить и прощал Путину многое, но не пенсионной реформы. Перерезав патерналистскую пуповину, власть сама отправила пролетариат в долгое пешее путешествие к осознанию своего реального положения.
На родовые схватки классового сознания слетелись профессиональные оппозиционеры. Впрочем, их деятельность ничуть не революционизировала ситуацию, не удалось сформулировать даже минимально эффективной популистской повестки. В лучшем случае, это было неким квази-оппозиционным дискурсом «против всего плохого», замешенным на голом антипутинизме для любителей простых рецептов и одного решения всех проблем. Предреволюционная ситуация не определяется уровнем абсолютной бедности и эксплуатации, поэтому столь незрелые формы политической борьбы – один из первых этапов осознания себя как класса.
Да, «тупой» антимакронизм свойственен и части «жилетов» во Франции. Тем не менее, их протест существенно отличается от российского бурчания на лавочках за пивом и домино. Он более экзистенциален и выстрадан. «В Европах» неолиберальная практика уже успела порядком поднадоесть обывателям, тогда как наша страна во многом только начинает этот путь и рабочие ещё исполнены либеральных иллюзий.
«Простой россиянин» закредитован и перегружен финансовыми обязательствами по уши. Поэтому позитивная реакция на пенсионную реформу была попросту невозможна. В лучшем случае это были ситуативные рецепты: «уйду на больничные, оформлю инвалидность, сяду в тюрьму». Ни о какой рационализации потребления, ни о каком вложении средств во что-то, что принесёт доход в отдалённом будущем (например, в квартиру для сдачи внаём) речь попросту не шла. Почему? Потому что у российских рабочих категорически отсутствует запас прочности, у него нет финансовой подушки безопасности», нет сбережений, а самый ликвидный актив – квартира в ипотеку, за которую ещё платить лет пятнадцать. Более того, практически все стремиться получить сверхурочную работу на «родном» предприятии (оплачивается по двойному тарифу), шабашить или таксовать. Постоянный поиск дополнительного дохода лишает человека возможности нормально жить, отражать объективную реальность. Из желания поскорей расквитаться с ипотекой, работяги загоняют себя за физиологический Можай: в экстремальных условиях труда, методы релаксации тоже экстремальные – алкоголь, как правило. Впрочем, порой кое-что и покруче.
Промышленные пролетариат онтологически обретается во взаимоисключающих парадоксах:
– все с айфонами, но
– у всех ипотеки, но
– авто меняют раз в пять лет, но
– нет денег обедать в столовой, еду носят из дома, так дешевле, но
– пьют почти каждую смену, но
– живут от аванса до получки
Абсурдна их семейная жизнь. Трезвыми глазами детей папа не видит, а когда видит – стремится вон из дома, на рыбалку, в гараж, на стадион – да куда угодно, лишь бы побыть одному и хоть как-то сбалансировать постоянно распадающееся в антагонистических противоречиях мироощущение.
Общественное сознание в России далеко от осознания категорического императива по Канту. Промышленный пролетариат застрял между первобытным «Око за око» и поповским «Бог не судит человека, пока не кончатся дни его». Принцип бумеранга из «Ёлок 5» является утешением для миллионов. Он предполагает наличие справедливости, как непреложной истины, альфы и омеги земной жизни.
Но проще выдумать справедливость, чем следовать ей. Реальность способна серьёзно травмировать психику, отсюда — необходимость механизмов вытеснения, рационализации и компенсации. Главной целью, которую сейчас ищут в религии, является утешение и самообман. Значительная часть работяг являются самопровозглашёнными православными, но на деле же их вера в лучшем случае суеверно-православна. Дорогим россиянам просто необходимо верить, что у сына Мавроди «всё плохо» (согласно некому кинофильму), потому что это было бы справедливо. Факты свидетельствуют об обратном? Тем хуже для фактов! Депутат травил бабушек из-за квартир, чтобы собрать первоначальный капитал? Ах, ну это ж депутаты, им же можно немножко больше, чем простым смертным.
Общество не может жить в постоянном ощущении несправедливости, но не способно достичь справедливости, а выдумать её — легко может! Поэтому страх травмирующей реальности вытесняется самообманом, поиск справедливости — изменением отношения к происходящему. Это — защитные механизмы слабого конформистского общества.
Самообман является реакцией на непреодолимый всеобщий характер отчуждения, на действительность, позитивно воздействовать на которую невозможно. Объективно люди заинтересованы в снижении трудовых издержек, компенсации затрат жизненных сил (работать-то тяжело!). Осуществляется это в переносе на рабочее время тех занятий, которые хоть как-то можно вписать в условия жёсткой регламентации заводской жизни. Отсюда – пьянство на рабочем месте, постоянные разговоры в курилках «за политику, за жизнь», бесконечный просмотр на айфонах «видяшек и приколюх», поиск скидок и распродаж, онлайн игры.
Главной чертой типичного характера для современной России является крайний индивидуализм. Он формирует понятийную матрицу, индуцирует определённый набор типов личности и связей. И коллектив транслирует эту ценность на каждого своего представителя. Именно коллектив учит отношениям, которые противоречат интересам его самого. Лишь производственные нужды, когда под угрозой находятся непосредственные экономические показатели труда бригады / смены / цеха, исходя из которых выплачивается денежное поощрение, заставляют переступать через это.
Индивидуализм приходит на смену «ужасам советской уравниловки». Но процесс этот неравновесный: сохраняются системы всевозможных «халяв», «обмывок» и «простав» за день рождения /отпуск / новоселье / покупку машин / рождение детей и прочее. Продолжает функционировать привычка тащить всё, «что плохо лежит», принцип обратной круговой поруки (если одновременно всех наказать не смогут, значит никого и не накажут). Систему текущего технологического совершенствования приходится постоянно стимулировать. Причём, далеко не везде в этом заинтересовано даже руководство. Старый советский подход «Ты начальник – я дурак» эволюционировал в систему «У-2» и «У-3» (У-гадать, У-годить, У-рвать). Показное фрондёрство по отношению к мастеру или начальнику цеха на деле оборачивается безынициативностью и трусоватым раболепием.
Уходит чувство рабочей солидарности и внутригрупповой сплочённости. Совместные попойки зачастую приводят к кулачным боям стенка на стенку без видимых причин. По сравнению с советскими временами, существенно беднеет язык рабочих и «заводской фольклор», а сравнительно невинная игра в карты, которая ранее практиковалась сплошь и рядом, сейчас является признаком того, что бригада сумела сплотиться и способна противостоять непосредственному начальству. Им это не приветствуется. Наоборот, со стороны руководства наращивается всевозможный мелочный контроль: под предлогом необходимости соблюсти технологию производства, видеокамеры расставляются буквально всюду!
С практикой постоянных сверхурочных работ (которые считаются поощрением со стороны начальства!) один и тот же труд оплачивается по-разному. Но никому не приходит в голову, что коль уж работодатель платит больше за сверхурочные, то почему бы ему не платить столько же и за «стандартный» рабочий день? Тем более, что затраты на зарплату конечного производителя составляют 1,5 – 4 % от цены выпущенной товарной продукции.
Невозможность адекватно восстановить жизненные силы (выплаты меньше, чем физиологические возможности восстановления), приводят к ошибкам, нарушениям технологии, браку. Соответственно, рабочие попадают под штрафы и получают существенно меньшие суммы, чем те, на которые рассчитывали. Если на госпредприятиях говорят «Рабочего нельзя перекармливать», частник вопрошает «Кто будет заплатить за брак?». Разумеется, это подленькая уловка, так как риски выпустить некондиционную продукцию уже заложены в цене товара. Встречаются и ещё более вопиющие примеры политэкономической безграмотности, которая навеяна господствующим либеральным дискурсом: «А хозяин возьмёт и закроет завод! Кому лучше-то станет?».
Нужно отдать должное некоторым заводчикам: молоко и подарки детям сотрудников к Новому году они предоставляют в добровольном порядке. Это максимальный набор благ, на который можно рассчитывать члену профсоюза на предприятии, где он есть. Какая ирония над тред-юнионизмом! Впрочем, как показывает практика, условия труда на заводе, где никакого профсоюза нет вовсе, существенно хуже.
В вопросе о солидарности проведена мощнейшая подмена понятий. Если раньше она заключалась в борьбе за свои права, а ещё раньше и за свою жизнь, то сейчас солидарность трудящихся во всеобщем потреблятстве. Так свиньи радуются общей кормушке: «Ыыыыы, мы жрём, бро!». Внутриклассовая конкуренция, стремление обуржуазиться, «подняться» за чужой счёт, стяжательство порой принимает комические формы. Огромное число заводчан играют на тотализаторах: люди не любят футбола, не интересуются им, элементарно не понимают происходящего, но считают своим долгом «поднять бабосиков» по-лёгкому! По факту же они просто спонсируют букмекеров.
Квази-армейская заорганизованность фабрично-заводских рабочих (из-за необходимости строгого соблюдения норм техник безопасности, технологического регламента и прочего) ничего не даёт с точки зрения классовой сознательности, возможности для координации действий по защите своих интересов. Невероятная концентрация пролетариата, например, на Кузбассе, также не делает сейчас этот регион лидером забастовочного движения.
Самозащита трудящегося в условиях кризиса солидарности представляет собой жалкое зрелище. Лучшее, на что они могут рассчитывать – соблюдение минимальных норм, заложенных трудовым законодательством. Профсоюзное движение и реальная классовая борьба подразумевает ответственность и дисциплину, а она из-за инфантилизма, классовой незрелости никому не упёрлась. Все продались за потреблятство и безответственность. Конечно, хотелось бы, чтобы пришёл некий герой и всё здраво устроил. Но героический эпос со времён первобытности диктовался верхушкой общины, вождями, а волшебная, народная сказка подразумевает, что Золушка на 101% всё сделает сама.
В условиях функционирования неолиберальной системы производства и потребления, деньги дают только для того, чтобы их тут же отнять. И дают бОльшие суммы, чтобы отнимать ещё больше. Здесь капиталисты классово солидарны: заводчики и банкиры действуют заодно. Но если рабочим массово удастся избавиться от кредитной удавки, рационализировать потребление, следующим шагом станут требование улучшения условий труда и сокращения рабочего дня. А пока они вынуждены смиряться с условиями, которые диктует работодатель.
Тотальное потреблятство исключает рациональное потребление. Но договор с дьяволом подписан, и капитал со своей стороны выполнил все его условия. Собственно, и протест-то со стороны коллектива выражается в нарушении именно трудовой дисциплины (например, пьянстве), но только после выполнения суточного производственного плана.
Легче всего во всех грехах обвинить работяг. Однако, это не они создали условия при которых необходимо горбатить всю жизнь с утра и до вечера, чтобы обеспечить себе жильё, пропитание, статусные цацки и создать хотя бы минимальные условия для растущего поколения будущих работяг. Политика режима может быть необходимо гибкой если властям это выгодно. Свидетельством того является снижение ипотечных ставок банками, когда крупнейшие девелоперы, а вместе с ними производители и дистрибьюторы стройматериалов, балансировали на грани.
Форматируется стандарт жизни всё равно на самом верху. И тут главная задача – лишить угнетаемых потребительской самостоятельности, а значит и независимости суждений. Именно в этом смысле, никакое общество потребления и даже общество всеобщего благоденствия, не является либерально понятой диктатурой пролетариата. То есть, человек оказывается обезоруженным против окружающего внешнего и своего собственного внутреннего мира (как его проекции).
Носителем идей позитивных революционных преобразований современный российский промышленный пролетариат не является. В лучшем случае, можно добиться некоторых успехов на ниве популизма, эксплуатирующего потребительско-обывательские ценности. Именно этим и занимались российские власти. Таким образом, постулируемый ими отказ от патернализма противоречит их интересам. Нарушив общественный договор, власть сама создает условия для массового популистского протеста. Но по-настоящему революционным, экзистенциально революционным, будет поколение нынешних детей, которые кроме ипотечных квартир, автокредитов и перекрытого в дюбель папы в своей жизни ничего лучшего не видели.
Александр Семухин, историк, левый активист
